Прелюдия
Если ты сеешь — земля откликнется. Семена прорастут, дадут всходы, и над возрождёнными полями снова зазеленеют побеги. Так и Аден, некогда опалённый беспощадной войной, вновь распрямил спину и вдохнул воздух мира — на короткое мгновение, обманчиво мирного.
Пока старые феодалы и дряхлеющие рыцари, пленённые призраками прошлого, оплакивали закат старого мира, в его тени уже плели новые интриги. По закоулкам вновь вспыхивали очаги разрушения, и торговцы, вечно идущие за выгодой, пытались угодить сильным мира сего — чтобы сохранить и приумножить своё влияние.
Зигхардт Эйн числился лордом Гирана, но лишь формально. Власти как таковой он не осуществлял: не собирал налогов, не заботился о благосостоянии подданных, не управлял замком. Спустя три месяца он попросту разрушил крепость, увёл войско и исчез. Новый же владыка, сменивший его, был полон амбиций. Чтобы обуздать влиятельных и буйных купцов Гирана, он пошёл на уступку — прекратил их многолетнюю торговую войну с Иннадрилом. Это решение оказалось мудрым: поместье воды, окружённое болотами и лагунами, попросту не могло торговать с внешним миром, не проходя через Гиран. Подписанный пакт вернул к жизни дороги между Гираном и Иннадрилом — и вместе с ними пришли деньги, влияние и надежда на стабильность.
Открытие Порта Хейна, окончание работ над портом Гирана — и вот уже морские пути снова связали три главных узла востока: Аден, Гиран и Иннадрил. Торговля потекла широким руслом. Даже Авелла на востоке подключилась к маршрутам: её секреты и диковинки хлынули в Аден как бурный поток. Разведение страйдеров — ездовых драконов — стало повсеместным, и благодаря им теперь можно было везти тяжёлые грузы по суше быстрее, чем когда-либо. Чай, шёлк, специи — предметы утончённой роскоши — заполонили дома аристократов. Даже кузнечное ремесло пережило революцию: один отважный моряк сумел выкрасть у мастеров Авеллы секрет закалки металла.
Символ Авеллы, мистический и редкий, стал повальным поветрием: ему приписывали чудесные свойства и скрытую силу. И, как это бывает в такие времена, чем богаче становился Восток — тем глубже пряталась тень.
В Дионе, на полях, и на аренах Колизея у озера Нарселл, под звуки фанфар, была провозглашена Эпоха Процветания. Но за пёстрыми флагами и пылающими фейерверками скрывались кровавые захваты, обман и жадность. Истинная цена «века процветания» оставалась за кулисами.
Мой учитель — единственный, кого я по-настоящему считал мудрецом — в своей книге «Вечная тысяча дней» писал: Баюм, проклятый император, есть не что иное, как отражение мира, созданного ленивыми богами. Сокровище тёмно-красного цвета, бегущее в венах большинства богоподобных Людей, вобрало в себя не только сущность пяти обречённых на смерть племён, но и суть ангелов вместе с тенью существ, рождённых в иных мирах. Когда-нибудь их имена будут ассоциироваться лишь с ужасом и ненавистью — в хрониках более чутких времён. Первым, кто вышел из тьмы, был Галлат.
Когда-то, давным-давно, три священных ковчега были сокрыты в самых разных уголках мира: в Гиране, в Проклятом Лесу и в Адене, столице. Во время великой войны они были утеряны, но вновь всплыли, когда началась борьба за трон императора. Легенды гласят, что внутри ковчегов — мощи святого, сумевшего низвергнуть самого Баюма. Но даже самые фанатичные из искателей — Атебальдт, Родемаи и им подобные — ошиблись, недооценив, с чем имеют дело. Их люди — торговцы, наёмники, искатели и убийцы — отправились на поиски и встретили гибель от рук загадочных Стражей Ковчегов.
И всё же я не думаю, что Ария Фестматтер была из числа таких безумцев. Её отличали чувство судьбы, врождённое благородство и безрассудная любовь, не терпящая компромисса. С ней можно было сравнить лишь двоих тёмных эльфов с севера: Скрайда, рыцаря Павеля, бывшего Танцора Клинков, признанного подземными старейшинами, и Эсена, известного как Воронье Перо — Призрачного Странника, что действовал в Руне. Однако самым ироничным было то, что наибольшую помощь в раскрытии этой тайны оказал Тетрарх Тифиэль из подземного города.
Впрочем, все мы испытали вкус и побед, и поражений. Много раз, добившись желаемого, мы с удивлением понимали, что это вовсе не то, чего мы искали. И часто — слишком часто — нас охватывало лишь чувство пустоты, когда желанное оказывалось иллюзией.